«Вишневый сад»

Время нового «Вишнёвого сада» в «Современнике» — не рубеж, не пограничье веков, а наступивший новый, железный 20-й век. Мистическое знание, что ни один только этот сад пойдёт под топор. Связь времён здесь не порвана — надорвана.

Люди в спектакле Галины Волчек не столько видят красоту, сколько её помнят, удерживают словом, заклинают слезами: «Не исчезай!» Однако красоты как монолита уже нет. Есть последние детали, фрагменты её.

«Независимая газета», 5 ноября 1997 года

Волчек раскладывает перед зрителями такой удивительный пасьянс полутонов, негромких красок, ярких штрихов, она так беспощадно и смело рисует характеры героев, что в очередной раз понимаешь: жизнь намного сложней, чем об этом можно было бы рассказать словами.

В жизни за всё надо платить, говорит режиссёр. В том числе за прогресс. Придут другие, смелые люди. Они вырубят вишнёвый сад и обязательно на его месте построят что-нибудь новое. Например, говорит Волчек, аэропорт. Или небоскрёб. А дальше?…

А дальше — тишина. И только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву…

«Вести», 19 мая 1998 года

В «Вишнёвом саде» Театра «Современник» этот секрет горького, лихорадочного веселья, «бездны мрачной на краю», когда, кажется, за кулисами уже приготовлена то ли петля, то ли распятие и только краткий миг отсрочки дан, открылся постановщику Галине Волчек, без утайки.

Неёлова-Раневская всё время что-то такое знает за каждым словом героини, что не ведомо никому. Актрисе ведом истинный смысл каждой фразы Раневской, каждый всплеск её пленительно-переменчивого настроения. Именно это оказывается главным и всё определяющим в спектакле — его грандиозность и грандиозность его главной героини.

<…> А когда Фирс нарочито традиционно отговорит свои заключительные слова, то не сразу пойдёт занавес. Из полумрака уже несуществующего сада-призрака к нам, сюда, выйдут уже не существующие люди, люди-призраки. Мгновение они постоят, глядя молча в зал, потом отвернутся и вместе с загасившим свою одинокую свечу Фирсом уедут.

Так кончается эта столетней давности история, новее которой, кажется трудно представить.

«Век», № 16, 1998 года

После спектакля, поставленного Галиной Волчек, хочется бесконечно восклицать: потрясающая Неёлова! Потрясающий Кваша! Потрясающая Петрова! И далее — фамилии всех его участников.

Волчек поставила спектакль о людях, на наших глазах доигрывающих свою смешную, свою нелепую, свою «нескладную, несчастливую жизнь». Режиссёр поставила «Вишнёвый сад» на поразительных перепадах, поставила как историю о смешных и нелепых людях — но историю совсем не смешную, а беспредельно трагическую, даже страшную в своей безысходности, в своей определённости, в своей финальности. Историю о людях, выпавших из жизни, о людях у которых нет будущего. Герои спектакля Волчек знают об этом.

<…> Мне показалось на этом спектакле, что Галина Волчек на самом деле принадлежит к школе Чехова, ибо природа их смеха едина.

«Театральный курьер», январь 1998 года

На сцене — совсем немного вещей, только те, которым предназначено сыграть свои роли: «Шкафчик мой родной…столик мой». Комната дана в отдельных фрагментах, без стен и благоухания вишнёвого сада — неощутимо. Режиссёр Галина Волчек, художники Павел Каплевич и Петр Кириллов с резкостью сразу погружают нас в атмосферу жизни, стремительно идущей к своему завершению.

<…> «Вам понадобились великаны… Они только в сказках хороши, а так они пугают», — быстро, твёрдо, нелегкомысленно возразила Раневская-Неёлова. Да, она тверда и нелегкомысленна — в отстаивание права на жизнь без великанов. Пусть на далёкую от прописных праведностей, нелепую даже, но свою жизнь.

«Общая газета»,18-24 сентября 1997 года

Театральная Москва видела Раневских, упоённых неудавшейся любовью и экзальтированных, отрешённых от жизни и изначально взвинченных. Раневская в «Современнике» порочна, как все красивые женщины, несчастна, как большинство умных, тонка, будто сделана из другого материи, как многие чеховские героини и божественна, как может быть только Марина Неёлова.

«Вечерняя Москва», 15 января 1998 года

Драматизм положения Раневской состоит в невозможности одновременно сохранить верность в России и в Париже: здесь — Саду и Дому, там — Любви. Оказавшись на столь странных качелях судьбы, Раневская попросту обречена не неминуемые потери.

По Нееловой и Волчек, выходит, что она потеряла везде. И тогда это точно смертный приговор персонажу. Ну не о гибели же помещицы, владелицы вишневого сада можно здесь думать, право слово!.. А на что, в таком случае, ушли годы Раневской вдали от дома и зачем и куда она возвращается теперь? Ясное дело: в никуда. Театр, хочет он того или нет, настаивает на этом, подчеркивая обреченность героини даже тленным цветом последнего наряда.

«Культура», 22 января 1998 года