«Иванов» (1976)
26 декабря 1975 г.
Верхнее фойе Основной сцены
Ефремов О.Н. …Затея наша непростая. Мы начинаем в интересный момент. Во всем мире ищут подходы к Чехову. Как быть нам, Художественному театру, который формировал свою эстетику вместе с Чеховым, когда есть традиции исполнения, когда живы еще декорации и идут «Три сестры» Вл.И. Немировича-Данченко? <…>
Мне кажется, нельзя лишить искусство сопереживания, особенно в нашем театре; нам нельзя изображать даже действие. Мне бы не хотелось рассказывать концепций. Чехов глубже всяких концепций, его нельзя всунуть в концепцию, он дает кусок жизни. Сам Чехов беспомощен в разъяснении пьесы. Пьесу современники не понимали…
Сыграв «Иванова», легче сыграть другие пьесы. Здесь все запрограммировано: и образ интеллигента. Правда, Иванова играли борцом, бойцом. А чеховские герои — не борцы, от этого они страдают и живут с чувством вины. От того, что они чего-то не совершили, они страдают.
Своеобразие пьесы в том, что Чехов находит лейтмотивность характеров, своеобразие моментов общения. И вместе с тем в «Иванове» еще много старой драмы, особенно во втором акте, написанном, грубо говоря, под Островского. Мы попробуем обогатить его Чеховым.
Мы пойдем путем исследования. Мы, сегодняшние люди, пойдем сегодняшними путями, от себя — в смысле понимания людей, а не играния их нашим современниками.
Концепция — идти от этих людей, искать оригинальность связей. Они могут быть странными, хотя они и человеческие.
Спектакль мы начнем со второго акта, чтобы сблизить его со всей пьесой.
Это не разрушит ткани, а даст нам ощущение главного события — дня рождения, странного, когда никого не угощают. И там странность: человек играет на виолончели, а другой мается, уходит.
Самое ценное — не мое придуманное. Важнее актерские рождения, для этого надо постепенно подобраться к зерну.
Чехов писал против пошлости, но материал его — пошлость, и Чехов ее любит. И мы должны ее полюбить. С одной стороны — полет духа, с другой — заземленность. Мы можем видеть, как человек прекрасен, и с другой стороны его видеть другим. К.С. Станиславский говорил, что Чехов бесконечен. Эпоха диалектики — это так, но так емко понимать каждого, как Чехову, не дано никому. Важно — люди, люди, люди, которые не находят закона этики, оттого они и мучаются. Хорошие и плохие. Чехов был атеист, от того он и мучился. Нечто мистическое — вне оценок, вне смысла — в жизни есть. Ведь смысла жизни нет, а мы его ищем, или, погрязая в сегодняшнем бойцовском ритме, мы этот поиск теряем.
<…>
Второй акт делится пополам, а в серединку вставляется первый. Так интереснее будет и ругань про Иванова.
<…>
6 января 1976 г.
Кабинет художественного руководителя
<…>
Ефремов О.Н. А в чем он не идет навстречу ей? В чем его вина перед ней?
<…>
Она сама объясняется в любви. Где ее застенчивость, стыдливость? В чем ее уникальность отношений с Ивановым? — Спасти, сделать. Так врач злится на больного, если он помер. Он что-то созидал, а у него не вышло. Так и режиссер может злиться на актера.
В этой любви должна быть претензия к Иванову. Чем она движима к нему как к материалу для деятельности?
Кондратова Е.Ю. Он подогревает меня сопротивлением.
Ефремов О.Н. Любовь он дает. Ей нужно что-то другое. А вас не понимают, вы упали, но я, я могу вас спасти.
В чем он чувствует себя виноватым? С дядей понятно. Он перед ним виноват. Она ему нравится, молоденькая. Она хочет от него шагов. Женитьбы — тогда иначе нельзя было. Деятельности. Он всегда бросал вызовы — женитьбой, женитьбой на Сарре. Будь таким же… А он не может. И он это чувствует и понимает. Он понимает всю вину.
Ты права, и в этом нет никаких сомнений.
Образ его должен у тебя сформироваться. Какой он был. Придумай его реально, конкретно, в каждой поре.
Претензиями будем развивать Иванова, тогда можно будет чего-то добиться.
Люблю — конечно. А за этим — созидательное начало. А за этим — претензия: ты должен быть таким. Точное слово — претензия… Слова любви — ладно; создать, пожертвовать, обязательно — пожертвовать. В этом ход к характеру: не просто милая девушка, полюбившая. К тебе протягивают руку, а ты ренегат какой-то. Конечно, он чувствует свою вину.
Я не могу бросить Сарру, умирающую, больную, а она жертвует, ждет. Мы его так запутаем, что он у нас раньше застрелится. Смоктуновскому только надо будет понять.
В декорациях надо будет маленькую церковку поставить. Жил без быта, вдруг стал о душе думать, как все к нему с претензиями.
Он был человек возбудимый. И есть. Как он возбуждается с Львовым, желая выговориться.
<…>
Мы должны начать спектакль сразу про Иванова. И долг. И муж туда ходит все время. Этот разговор возникает ведь не сразу, а надо к нему сразу готовиться.
14 февраля 1976 г.
Новое репетиционное помещение
(Пробуют сцену: Шабельский - Сарра)
Ефремов О.Н. Ее прорвало здесь. Тогда мы соединим взаимоотношения с графом и то, что в ней накопилось.
Они ушли − и опять ей не интересно. Именно при них можно было устроить эту штуку. И все скисло: «Сова кричит…» По действию я провоцировал: замолчи же, дядя. (Васильевой Е.С.) Уйди в конкретность − «а что бы вы сделали». (Прудкину М.И.) Пока не сядете. Он не задумывается. Есть энергия от предыдущего куска. Я бы показал, какой я. Надо искать самое веское. (Васильевой Е.С.) Она ехидная здесь − «а еще что». Они пиявят друг друга. (Прудкину М.И.) Я понимаю, что она посадила меня в калошу… И про жену без сантиментов. Кончается сцена, мы поворачиваем круг и застаем самый разгар диалога.
Смоктуновский И.М. Почему он здесь так может разойтись?
Ефремов О.Н. Это очень горько. Я не просто его отговариваю. 35 − как возрастной барьер. Как нас всех скрутило. «Выбирайте жизнь по шаблону». Надо то, что Бог хочет, что все хотят. А то взлетишь и …Люблю Сарру − это не то, что люблю. Это было в той жизни. В той, которую я не осилил. В монологе могут быть паузы. Ты будешь в кабинете. Стол будет завален бумагами. Ты будешь отходить, выходить вперед. Он не учит его, а рассказывает о себе. Вы − делайте, а я уже этого не могу. Тогда мы начнем понимать его сложности. И думать: взметнись.
Смоктуновский И.М. А он не взметывается.
Ефремов О.Н. Взметнется в конце акта, с Шурочкой. А потом снова все начнется: эти с сигарами, жена умрет и т.д.
Раненый тогда человек, кровоточащий. Паузу можно: «это честнее, здоровее…»
Каким он был? Вот таким − темпераментным, острым. А к этому моменту ты вполне подойдешь.
Киндинов Е.А. А что я так разволновался?
Ефремов О.Н. Да он ренегатство проповедует.
Киндинов Е.А. Что, он ничего не слышал? Он опять про Сарру. Или тут сознательно?
Смоктуновский И.М. Тут хорошая фраза: я скажу вам прямо, без обиняков.
Ефремов О.Н. (Киндинову Е.А.). А я думаю, он не понял, что он ему сказал. Сколько ошибок, несправедливостей - о чем это он? Тебя что-то задело оттого, что тебе это недоступно. Что за жизнь была? Ценности жизни яснее, − говоришь ты. Дело не в Сарре, он вдруг понял, о том, что он понял.
Киндинов Е.А. Он ушел. А надо мне с ним договаривать.
Ефремов О.Н. Тебе надо, чтобы он признал, что он подлец, и чтобы он жил, как я велю.
Смоктуновский И.М. Дело в фанаберии, в социальности.
Ефремов О.Н. Откуда возникает темперамент? Откуда ненависть берется? Допустим, я тебе что-то говорю, объясняю, советую, и половину на французском языке, которого я не понимаю.
Киндинов Е.А. Как Иванов говорит и как Киндинов его слушает?
Ефремов О.Н. Как с режиссером, которого он не понимает, но который считается первым. Как Немирович-Данченко с Мейерхольдом. Для Немировича-Данченко Мейерхольд − фигляр.
Сегодня что мы поняли?
Не так просто с Саррой. В этом кусочке должен быть прежний Иванов, а потом снова спрятаться. Человек расстается со своим прошлым саркастически.
Имя: Лиза Вострикова
